Отсутствие всякой жизни вокруг и не пропорционально маленькие афиши, как и вообще отсутствие указателей на место входа настораживало еще больше. Но трудностями меня удивить трудно. Я смог найти кассы и выяснить, что сегодня спектакль есть только в малом зале и это пьеса А.Володина «Дочки-Матери». Я очень не люблю советское кино и не люблю его прежде всего из-за слезливых, больно меня ранящих фильмов, который в том числе снимались по пьесам этого человека. Если бы я был умным, то не пошел бы на этот спектакль, но умным я не являюсь. На тот момент я не спал почти 50 часов. После спектакля поехал в порт и полетел в Москву. Как вы знаете я потерял свой телефон в такси uber и мне его не вернули. Одной из потерь были фотографии этого театра и спектакля. Что осталось- осталось благодаря Фейсбуку. Общее впечатление от спектакля стоит назвать ожидаемым. Я ожидаемо разозлился, разнервничался и переживал то, что переживать не хотел. Возможно, это прекрасно характеризует Володина и актеров, но я больше не пойду на его пьесы. Может быть это еще и воспоминания, которые меня наполнили в «Ельцин-Центре», но я просто был в ярости.

Рассказывать содержание спектакля смысла не имеет. Но этому спектаклю даже был снят режиссером Сергеем Герасимовым фильм «Дочки-Матери». Это удивительно отвратительная эксплуатация «сиротской темы» отсутствия такта и дипломатичности… Все эти «Девчата» и герои от поведения, которых краска заливает лицо и неудобно не вероятно, в детстве я чуть не кричал, когда видел на экране такую бестактности и такое погружение лап в душу. Невыносимая мука и как такое можно писать? Невероятно, но делает это не какой-нибудь Володин из администрации Президента Путина, а самый что ни на есть Лифшиц Александр Моисеевич. Понятно, что антисемитизма в СССР не было, точно, как и в России поэтому псевдоним он взял просто так. Когда я вижу таких людей, как главная героиня этой пьеса… Мне невероятно неудобно, больно. Я начинаю чувствовать, что я каким-то образом и почему-то отвечаю за них, я им должен за мое счастливое детство, за свою судьбу… Мне кажется, что я должен их защитить от убого быта, от ужасающих обстоятельств жизни. Я начинаю понимать «Конармию» Бабеля. Мне хочется стать «железным потоком» и смести на своем пути вообще все! Понятно, как травмирует меня такие переживания. Ведь я вполне принял путинофашизм и работаю в гулаге кладовщиком-экспедитором. Вот такие вот Володины толкают меня на баррикады.

Бурки и советские колготки, убогая мебель и отвратительная посуда. Все это воспроизводится как в памяти. Первый ряд малого зала это, когда ты в метре от актера. Глаза в глаза и боль. Простая боль. Ведь так обидно, что купить маме нормальную одежду и все прочее тогда я не мог, а жизнь прошла. Ненависть, холодная и решительная ненависть к коммунизму, совку, путинизму и прочим порождениям тех, кто как говорил устами героя Брэдбери «хочет быть не равным, а одинаковым».

Труппа очень молода, театр предельно убог. Буфет вызывает воспоминания о советских театральных буфетах- мороженное порезанное в креманку брусками и посыпанное тертым шоколадом. Идиотское Свердловский государственный, а не Уральский или Екатеринбургский, вот точно стану комиссаром «Конармии» и снесу все это- такие вот не своевременные мысли кладовщика гулага (нет к ФСИН я отношения не имею). Уж лучше театры по типу ДК «Заборостроитель» со спектаклями типа «Одолжите тенора» или «Слишком женатый таксист». Какая страшная и странная штука жизнь, раньше я не понимал почему великое стихотворение Бродского- «что вам сказать о жизни» продолжается «что оказалась долгой». Огромный путь человеческих отношений и мук по их построению предстоит каждому и нет легкого пути, «путь страдания или путь Торы» тут не работает, есть только путь боли. Не важно это «Соло для двоих» Петера Зуски или жизнь девочки из детского дома, которая никогда не видела, как люди «договариваются-уживаются».

Спасибо Володину уже за то, что носители пролетарского сознания не безоговорочно правы, а интеллигенция не совсем говно нации. Отдельный респект актерам, которые говорят с очень сильным уральским акцентом, но настолько его не чувствуют, что на сцене «кривляются» его нарочито изображая.