Постановка Владимира Панкова это всегда праздник для глаз, а сценография Максима Обрезкова по больше части безупречна. Правда мне почему-то захотелось поворчать по поводу того, что хор в своей пластике и даже одежде напоминал массовку в спектакле «Сердцу не прикажешь», хотя это скорее фирменный знак. Правда, если смотреть два эти спектакля подряд уж точно будет скучно. Если же отойти от восторгов по поводу постановки и сценографии то трудно не отметить главный элемент спектакля и это помимо великолепной игры Антона Пахомова пение профессиональной оперной певицы, обладательницы меццо-сопрано Ирины Рындиной. Голос ее прекрасен и «Большой театр» его по этой причине не услышит. Там много всего помимо голосов.. Так, что послушать отрывки из «Аиды» в прекрасном исполнении можно на сцене драматического театра. Правда, хора, которые всегда были главным в «Большом театре» тут явно хуже. Грудь и попа певицы впечатляют, я даже завидовал актеру из хора, которому довелось по роли ее шлепнуть.

Главный герой, на котором и держится весь спектакль, Антон Пахомов, просто великолепен. Его игра захватывает и образ, который он создает на сцене, кажется совершенно реальным. Его страдания и радости не выглядят игрой. Я сидя во втором ряду с края- совершенно искренне вступал с ним в диалог и рекомендовал убить обманувшую его женщину. Думаю, нам казалось, что это диалог двух случайных встречных, которые оказались на одной волне. На этом мое участие в спектакле закончилось. Все остальное гениально играл Пахомов.

Сам спектакль это драма московского студента, который стал земским врачом и все еще любит женщину- оперную певицу, которая его бросила. Он страдает по пышным формам, вспоминает ее грудь и голос томясь в российской глубинке. Глубинка изображена в виде хоров, которые одеты в кирзовые сапоги и фуфайки, таскают скамейки нары, создавая образ Руси с помощью пьянства. Ведра и лопаты, нары и кружки настоящие образы России на все времена. Никогда не появится более значимых предметов для русской жизни, именно эмалированная кружка из которой пьют самогон и есть воплощение русского мира. Нет наверно, ничего более русского, чем валяющийся пьяный лагерник. Россия страна лагерей и кирзовые сапоги с фуфайками носят в армии и зоне, а потом и всю жизнь в деревнях, где жизнь мало чем отличается от лагерной. Оказавшись в такой атмосфере интеллигент несет свою любовь к оперной диве в снегу и пьяном тумане… Сколько жизней сгубили женщины? Чего нам стоит не разделенная любовь? Морфий помогает ему забыть любовь и примириться с жизнью. Но он же и отнимает жизнь.

Прекрасные сцены «пропаганды морфия» в стилистике сетевого маркетинга. Куда смотрит ГосНаркоКонтроль? Это вам не Британия- остров свободы, это Москва и тут важно "держать и не пущать". Я наблюдал это в реальности, нет я никогда не продавал «сетевые товары», я только изготавливал живую воду академика Карданова. Но как ее впаривают доверчивой публике видел. Прекрасные сцены пародии удачно передают наркотический бред и накал этого.

Не малую роль в постановке сыграл и оркестр, особенно приятно было наблюдать за очень хорошенькой виолончелисткой Ольгой Деминой, ее образ меня покорил, хотя возможно это просто ножки.

В любом случае спектакль «Морфий» мне понравился. Очень и я хотя и посмотрел почти все из репертуара театра «Et Cetera» запомню его как один из лучших. Не самый красивый, не самый приятный, но… Это как раз то, что я ищу в театре- живая игра, живых людей. Эмоции и чувства. Жизнь и смерть на сцене и тут нет равных Антону Пахомову. Ну а то, что пока никто не разглядел в образах Булгакова не только личную драму уездного доктора, а еще и драму страны. Ведь революция 1917 года была не чем иным… Эта величайшая геополитическая катастрофа 20 века превратила в «морфинистов» и убила все образованное сословие России. Теперь мы видим страну, которая потрясает своей озлобленной агрессивностью, ненавистью к образованию и окружающему миру. Религиозный фанатизм и мракобесие сменили на ее территории идеи мира и гуманизма. Чем закончится небрежение к правам человека и общечеловеческим ценностях хорошо известно. Все это очень печально, но мы будем пытаться выживать.